Фиона поднималась по лестнице дома 24 на Восемнадцатой улице, шагая через ступеньку. Все мысли о чае и чайных разом вылетели у нее из головы. Теперь ею владела только одна мысль — страх потерять лучшего друга на свете.
Пока они ехали в кебе, Стиви сообщил, что его мать узнала о болезни Ника только сегодня днем. Срок арендного договора закончился, и она пошла выяснять, собирается ли жилец его продлять. Когда никто не ответил на стук, она позволила себе войти. И обнаружила Ника в спальне. Он был очень болен.
— Чем, Стиви? — спросила Фиона, боясь услышать ответ.
— Не знаю. Мама не сказала. И не позволила мне войти в его комнату. Ужасно боится холеры. Правда, она нашла на его столе записную книжку. Там был ваш адрес и адрес его врача. Меня она послала за вами, а моего брата — за доктором.
«Я не должна была его слушать, — думала Фиона, одолевая последние ступеньки. — Ему уже тогда было нехорошо. Не следовало верить его дурацким объяснениям». Она устремилась к двери, дернула ручку, но та не поддалась. Дверь была заперта.
— Ключ, Стиви, — дрожащим голосом сказала она. — Где ключ?
— Мам! — крикнул мальчик, подняв голову вверх. — Мам, я привез мисс Финнеган! Ей нужен ключ!
Фиона услышала шаги на верхней лестничной площадке, а потом к ней спустилась высокая, некрасивая, костлявая женщина лет сорока, одетая в выцветшее платье из набивного ситца.
— Ключ у вас? — с напором спросила Фиона.
— Вы — мисс Финнеган?
— Да.
— Я — миссис Маккай…
— Мне нужен ключ, — повысив голос, прервала ее девушка.
— Да-да, конечно… — Миссис Маккай покраснела и начала рыться в карманах. — Он звал вас. Я не знаю, как долго он пробыл в таком состоянии. Думаю, несколько дней…
— Ключ! — крикнула Фиона.
— Держите. — Девушка схватила его и вставила в замок. — Мисс, он очень плох, — заволновалась миссис Маккай. — На вашем месте я бы туда не заходила. Это не слишком подходящее зрелище для молодой леди. И один бог знает, чем он болен.
Фиона открыла дверь и влетела в квартиру, оставив миссис Маккай на площадке. В квартире было темно, шторы опущены, но она знала дорогу, потому что уже бывала здесь.
— Ник! — Она миновала прихожую, пробежала по коридору мимо кухни в двойную гостиную, выскочила оттуда в другой коридор и, не заходя в ванную, остановилась у спальни. — Ник! — снова крикнула девушка, но ответа не получила. «Господи, пожалуйста, пусть с ним все будет в порядке. Пожалуйста!» — взмолилась она.
Когда она открыла дверь в его комнату, в нос ударил запах пота, болезни и чего-то еще — мрачного, зловещего и страшно знакомого. Запах отчаяния.
— Ник? — прошептала она, подбежав к больному. — Это я, Фиона…
Он лежал в кровати, широкой кровати из черного дерева на четырех столбах, в одних пижамных штанах, залитых мочой. Не двигался и был таким же белым, как пропитанные потом простыни, на которых лежал. Красивый мужчина, с которым она познакомилась в Саутгемптоне, исчез; его место занял истощенный призрак. Прижав руки к его щекам, Фиона почувствовала, что они липкие, но теплые, и заплакала от облегчения. Потом отвела прядь волос и поцеловала его в лоб.
— Ник, это я, Фиона. Ты слышишь меня? Ответь мне, Ник, пожалуйста, ответь мне.
Веки Сомса затрепетали. Он проглотил комок в горле и прохрипел:
— Уходи, Фи.
Его губы потрескались, рот пересох. Девушка побежала в ванную, нашла стакан и наполнила его водой. Вернувшись, она приподняла голову Сомса и прижала стакан к его губам. Ник вцепился в него и с жадностью выпил. Потом закашлялся, и его начало рвать водой. Фиона повернула беднягу на бок, чтобы он не захлебнулся собственной рвотой, а потом велела пить снова, но понемногу.
— Не торопись, — приговаривала она. — Тут еще много. Медленнее… вот так.
Когда Ник осушил стакан, она бережно положила его голову на подушку.
— Фиона, уйди, пожалуйста, — прошептал он. — Я не хочу, чтобы ты… Я сам могу позаботиться о себе. — Ника начало знобить. Он тщетно скреб пальцами простыни; скомканное одеяло лежало в ногах кровати. Фиона взяла его и укрыла больного.
— Вижу. До сих пор это тебе удавалось хуже некуда, — ответила она. Ник стучал зубами. Фиона села на край кровати и обняла, пытаясь согреть. — Клянусь, как только ты выздоровеешь, я убью тебя собственными руками.
— Уже не выздоровею.
— Еще как выздоровеешь! Чем ты болен? Говори сейчас же!
Ник покачал головой. Фиона готова была стукнуть его, но тут из коридора громко донеслось:
— Где все?
— Сюда! — крикнула она в ответ.
В комнату вошел лысый седобородый мужчина в очках.
— Доктор Вернер Экхардт, — сказал он. — Прошу прощения. — Потом отстранил Фиону и начал осматривать больного.
Фиона стояла в ногах кровати, обхватив локти ладонями, и с тревогой следила за тем, как немец задавал Нику вопросы, смотрел ему в глаза, массировал шею и слушал грудь.
— А это зачем? — спросила она, когда Экхардт достал шприц.
— Для укрепления сердечной деятельности, — ответил доктор. — Как долго он пробыл в таком состоянии?
— Я… я не знаю. Я видела его в прошлое воскресенье. А сегодня суббота…
Лицо доктора приняло крайне недовольное выражение.
— Я говорил ему, что это случится. Велел отдыхать и соблюдать диету. — Он достал второй шприц. — Необходимо возместить обезвоживание. Мне нужна ванночка с горячей водой, немного мыла, губка и полотенца. От лежания на мокрых простынях у него появились пролежни. Требуется продезинфицировать их, пока не загноились.