«О боже! — с тревогой подумал Джо. — Неужели какая-то бедная девушка утопилась?» Бристоу знал, что самоубийцы часто оставляют обувь на берегу в надежде, что она кому-нибудь пригодится. Грустное наследство… Он обвел взглядом берег и увидел ее примерно в двадцати ярдах слева. У свай причала стояла стройная босоногая женщина. Стояла спиной к нему, но Джо видел, что она бросает в реку один камень за другим. Сильно и быстро. Когда женщина нагнулась за новой партией, луна осветила ее черные волосы. Джо с облегчением вздохнул. Убитые горем девушки в воду камни не кидают.
И все же… Что она делает одна на берегу реки в такой час? Это не самое безопасное место для женщины. Джо следил за ней, очарованный ее движениями, уверенными и изящными. Ее локоны выпали из пучка, подол волочился по глине. Внезапно в небо взвилась чайка и громко крикнула, заставив женщину поднять голову.
Джо встал, уронив сверток на ступеньки.
— Этого не может быть, — прошептал он.
Обычный обман зрения. Вызванный этим местом и воспоминаниями. Его тоскующим сердцем и сгустившейся темнотой… Джо заморгал, но видение не исчезло. Он сбежал по ступенькам и пошел к ней. Надеясь. Страшась. Он уже делал это. Много раз. Увидев стройную черноволосую женщину, невольно окликал ее. Та оборачивалась, смотрела на него вежливо и вопросительно, но никогда, никогда не оказывалась Фионой.
Он подходил к ней осторожно и медленно, боясь напугать. Вспоминая девушку, которая когда-то стояла здесь в платье, запачканном глиной, и клялась стать большой, как Лондон.
Услышав за спиной шаги, женщина испуганно обернулась. Ее глаза расширились, а потом он услышал то, что мечтал услышать десять долгих лет… ее голос, произнесший его имя.
— Джо? О боже… это ты?
Фиона онемела. Она не слышала ни пьяного смеха, доносившегося из «Рамсгита», ни плеска весел плывшей мимо гуари. Не чувствовала ни прикосновения речной волны, лизавшей ее ноги, ни вечернего ветра, трепавшего ее юбки. Не видела ничего, кроме Джо.
— Ты настоящий? — прошептала она, прикоснувшись к его щеке пальцами, испачканными глиной.
Это лицо, которое она знала сердцем, было тем же и одновременно другим. На нем появились мелкие морщинки, а кожа туже обтягивала скулы. Но глаза не изменились. Они были такими же — прекрасными, голубыми, только печальными. Намного печальнее, чем те, которые она помнила.
Он притронулся к ее лицу, приложил ладонь к щеке, и тепло этой руки сказало Фионе, что он действительно настоящий. А потом Джо привлек ее к себе, поцеловал, и у нее зазвенело в ушах; где-то глубоко внутри раздался протяжный треск, с которым на озере ломается лед. Запах его кожи, вкус его губ, ощущение близости его тела ошеломили ее. Казалось, что десять бесконечных лет — десять лет тоски по нему, любви к нему, несмотря на скорбь и гнев, десять лет болезненного одиночества, ноющей пустоты в сердце — исчезли в одночасье.
Противоречивые чувства, копившиеся в душе десять лет, вырвались наружу потоком, угрожавшим затопить ее, разорвать на части. Фиона попыталась отстраниться, но Джо схватил ее за запястья.
— Нет! Я больше не отпущу тебя. Никогда. Ты слышишь меня? Слышишь?
Он кричал на нее. Фиона боролась с ним, отчаянно пыталась вырваться и злилась, что не может освободиться. А потом сама вцепилась в полы его сюртука, в рубашку, в грудь под ней, не думая о том, что причиняет ему боль. Уткнулась лицом в плечо Джо, всхлипывая и раз за разом повторяя его имя.
Джо крепко прижимал ее к себе.
— Не уходи, Фиона, пожалуйста, пожалуйста, не уходи, — шептал он.
Она искала его губы, умирая от желания их поцеловать, хотя знала, что так поступать нельзя. Это безумие. Это нехорошо. Он не принадлежит ей. Но Фиона уже не могла справиться с собой; она слишком хотела его. Рубашка Джо расстегнулась. Она просунула под нее руку, положила ладонь на его грудь и почувствовала биение сердца. На глазах Фионы проступили слезы. «Я всегда хотела этого, — подумала она. — Владеть его сердцем. И отдать взамен свое».
Старое желание, копившееся в глубине ее тела, вспыхнуло снова. Фионе хотелось ощутить прикосновение его кожи к своей. Ощутить его внутри себя. Снова прикоснуться к его душе, зная, что он чувствует то же самое. Как тогда, в его узкой ковент-гарденской кровати. Джо хотел того же. Она видела это в его глазах.
Не говоря ни слова, он поднял ее и понес к причалу. Когда они оказались под дощатым настилом, укрывшись от посторонних взглядов, Джо опустил ее на старый брезент, лег рядом и уютно прильнул к ней. Как всегда. Слышался негромкий плеск реки, в воздухе стоял запах глины. Джо расстегнул ее блузку и лифчик и осторожно прикоснулся к шраму. В его глазах стояли гнев и печаль. Фиона попыталась прикрыть шрам полой блузки, но он отвел ее руку и поцеловал воспаленную кожу. А потом начал бережно целовать ее плечи, шею и грудь. Фионе хотелось чувствовать прикосновение его рук, губ. Чтобы вспоминать этот вечер завтра и помнить его всегда.
Она притянула к себе его голову, обвила руками шею и жадно поцеловала в губы, чувствуя, как Джо расстегивает брюки, задирает подол платья и снимает с нее трусики. Потом Фиона ощутила, как он раздвинул ей ноги и наконец-то, наконец-то вошел в нее. Наполнил. Овладел ею. Целиком.
— Я люблю тебя, Фиона. О боже, как я люблю тебя…
Фиона покачала головой. Она не хотела слышать этих слов. Он любил ее, она любила его, но все было чертовски безнадежно. Как всегда.
— Возьми меня, Джо. Пожалуйста, возьми меня, — прошептала она.
Но Джо не торопился. Он лежал совершенно неподвижно и смотрел на нее. Неистовая, пугающая страсть, стоявшая в этих глазах, была видна даже в темноте.