Чайная роза - Страница 170

170

Боль в груди становилась все сильнее. Он с трудом дошел до своей кареты, залез в нее, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Слегка отдышавшись, Ник сунул руку во внутренний карман сюртука, вынул флакончик и достал из него белую пилюлю. Она должна была успокоить страдавший орган, который бился и трепыхался внутри, как выброшенная на берег рыба.

— Давай же, — простонал он, обращаясь к таблетке. — Сделай что-нибудь…

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем карета остановилась у роскошного дома на Пятой авеню, в котором он жил с Фионой. Когда Ник вылез и для сохранения равновесия схватился за перила парадной лестницы, его рука на фоне белого мрамора показалась голубой. Дверь открылась. Он поднял глаза и увидел дворецкого Фостера. Привычное приветствие слуги сменилось тревожным восклицанием:

— Сэр! О господи… позвольте помочь вам…

Боль в груди взорвалась, и Ника окутал столб ослепительного пламени.

— Фостер, вызови Экхардта… — успел выдохнуть он и упал.

Фиона Финнеган-Сомс, придерживая юбки, осторожно перебралась через ограду из железнодорожных рельсов, отделявшую ее чайную фабрику от Уэст-стрит. За ней шел ночной сторож, юноша лет восемнадцати.

— Миссис Сомс, почему вы не хотите, чтобы я нанял для вас кеб? — спросил он. — Вам не следует ходить одной. Уже темно, да и всякие типы тут шляются…

— Все будет в порядке, Том, — пряча улыбку, ответила энергично шагавшая впереди Фиона. — Мне нужно немного пройтись пешком. Эта чертова машина меня чуть не доконала.

— Она красавица, правда, миссис Сомс? Сто пакетиков в минуту. Мистер Брайс сказал мне. В жизни не видел ничего подобного.

— Действительно… — Внезапно Фиона остановилась и посмотрела мальчику в лицо. — Том, а почему ты называешь ее «она»?

— Простите, мэм, не понял…

— Новую машину. Почему «она», а не «он»?

Том пожал плечами:

— Наверное, потому же, почему и судно. Никогда не знаешь, чего от него ждать. То оно спокойно, то злее старой крысы. В точности как женщина.

Фиона подняла бровь:

— Ты так думаешь?

Том слишком поздно осознал свою ошибку.

— Я… извините, миссис Сомс, — сбивчиво пробормотал он. — я не хотел сказать ничего плохого. Все время забываю, что вы женщина.

— Большое спасибо!

— Нет, я не в том смысле, — смутился Том. — Миссис Сомс, вы ужасно красивая и все такое прочее, но просто… вы знаете, чего хотите. Не притворяетесь глупенькой и беспомощной. Не хлопаете ресницами и не делаете вид, что не можете самостоятельно перейти улицу… — Он снял шапку. — Миссис Сомс, пожалуйста, не сердитесь на меня.

— Ерунда, — ответила Фиона. — Если человек говорит то, что думает, это вовсе не оскорбление.

Она думала, что после этого мальчик успокоится, но на лице Тома отразилась боль.

— Вот видите? — сказал он. — Никогда не знаешь, чего ждать от женщины. Будь вы мужчиной, выгнали бы меня в три шеи.

— Тогда я была бы набитой дурой.

Это окончательно сбило его с толку.

— Почему? Разве все мужчины глупые?

Фиона засмеялась:

— И это тоже. Но главным образом потому, что только дурак может уволить одного из своих лучших служащих.

Том улыбнулся:

— Спасибо, миссис Сомс. Вы… вы молодец.

— Для старой крысы сойдет, — лукаво подмигнув, ответила Фиона.

— Да! То есть нет! Я хотел сказать…

— Спокойной ночи, Том, — сказала Фиона, выйдя на улицу.

Она пересекла Уэст-стрит, ловко уклонилась от карет, экипажей и странно выглядевшего автомобиля и пошла своей обычной энергичной походкой, высоко подняв голову, расправив плечи и глядя прямо перед собой. Эта прямота взгляда, речи, требований, ожиданий и поведения в целом стала ее фирменным стилем. Фиона славилась своим умением видеть то, что скрывалось за хвастовством и высокомерием банкиров и бизнесменов, и с первого взгляда определять раздутые счета поставщиков и распространителей. Игривость и робость юности исчезли, сменившись той неизгладимой и непоколебимой уверенностью в себе, которой обладают полководцы, выигравшие множество сражений.

Дойдя до восточного конца улицы, она обернулась и в последний раз полюбовалась на свою фабрику. Десять лет не прошли даром. Во дворе стояли огромные красные фуры с белым логотипом «ТейсТи» на бортах, над ними возвышалось массивное кирпичное здание, а дальше раскинулись пристани со множеством барж, готовых с рассветным приливом отправиться в путь. Кто-то поплывет по реке в Нью-Джерси, другие отправятся по Гудзону на север — в Райнбек, Олбани и Трою. Третьи пойдут еще дальше, из озера Эри выйдут по каналу в Онтарио, где их ждут огромные грузовые суда, которые доставят продукцию «ТейсТи» в шумные города, выросшие на берегах Великих озер и ставшие воротами на бурно развивающийся северо-запад.

Большинство женщин не увидело бы в фабрике на берегу реки ничего особенного, но для Фионы она была воплощением красоты. При мысли о новой машине и надеждах, которые она на нее возлагала, Фиона озабоченно нахмурилась. Она уже потратила на машину целое состояние, но это еще не всё. Предстояли большие расходы на местные и федеральную рекламные кампании, на упаковку, распространение и доставку. Пустить в ход все, что смогут придумать они со Стюартом и Натом. Если повезет, то в будущем году она будет грести деньги лопатой. Лишь бы повезло…

Она сделала глубокий вдох и шумно выдохнула. На душе у нее скребли тигры. Фиона давно решила, что кошки — слишком мирные создания, чтобы с их помощью описать чувство, возникавшее под ложечкой в тот момент, когда она принималась за новый проект. Это были не кошечки, а огромные зубастые твари с когтями в полметра. Она знала их как облупленных. Впервые эти тигры пришли к Фионе, когда она отперла заброшенный магазин Майкла. Потом — в день, когда она заказала в «Милларде» первые пятьдесят ящиков индийского чая. Они были с ней тогда, когда мисс Николсон — теперь давно покойная — продала Фионе дом, в котором позже открылась «Чайная роза». Они осаждали Фиону, когда она вместе с Майклом открыла вторую бакалею на углу Седьмой авеню и Четырнадцатой улицы, и каждый раз, когда на Бруклинских холмах, в Балтиморе или Бостоне появлялся новый салон «Чайная роза».

170