Оставшись в одном лифчике и нижней юбке, Фиона пошла за ночной рубашкой, увидела в зеркале свое отражение, вынула шпильки и распустила длинные черные волосы. «Уилл говорил, что я красивая. Неужели это правда? — подумала она. — Что он во мне нашел? Почему ему хочется целовать меня и заниматься со мной любовью?»
Она обхватила ладонями сначала свою талию, потом груди, приподняла и свела их вместе. Сняла трусики и лифчик и застенчиво посмотрела на свое обнаженное тело. Кожа была юной, упругой и гладкой, ноги — стройными и сильными. Фиона провела ладонью по плоскому животу и попыталась представить его полным и круглым. Уилл сказал, что хочет от нее детей. Причем сразу. Весной ей исполнится девятнадцать. Многие девушки ее возраста уже давно замужем, а некоторые успели стать матерями. Если она выйдет за Уилла, то и сама скоро станет ею. Наверное, приятно иметь мужа. И держать на руках младенца.
Она закрыла глаза и попыталась представить себя в постели с Уиллом, представить его лицо, почувствовать прикосновение его губ и рук, ласкающих ее тело. Но чудившиеся ей глаза были не карими, а небесно-голубыми, а взлохмаченные, слишком длинные волосы — светлыми. Губы, которые шептали ее имя, принадлежали не Уиллу. «Я люблю тебя, Фиона, — говорили они. — И всегда буду любить». Он был тем самым, для кого встает и садится солнце и поют птицы. Тем, без кого она не могла жить.
— Нет, — с отчаянием прошептала она. — Уйди. Уйди, пожалуйста…
Фиона уже несколько недель не думала о нем, не позволяла себе вспоминать его лицо и голос. Сейчас девушка пыталась прогнать эти ненужные и нежеланные образы, но они уже прорвали плотину и затопили ее. Воспоминаний о Джо были миллионы: то, как он смотрел на реку, щурясь от солнца; звук его смеха; запах его тела, потного после работы на рынке или чистого после воскресной бани; стук его сердца под ее ладонью. Сила и четкость этих образов изумила Фиону. Казалось, он был с ней здесь, в этой комнате; она могла бы протянуть руку и прикоснуться к нему. Но Фиона знала, что стоит открыть глаза, как ничего этого не будет. Она останется одна. На ее темных ресницах повисли слезы. Девушка негромко плакала от тоски и боли.
Она заставляла себя думать о Уилле, о его чудесных качествах, пыталась убедить себя, что любит его, а не Джо. Но сердце закрылось, словно отгородилось стеной и не слушало ее. Оно сделало выбор много лет назад и отказывалось менять его. Сейчас оно ныло, болело и было пустым и холодным как камень.
Фиона открыла глаза и снова посмотрела на свое отражение. Она видела залитое слезами лицо, на котором были написаны печаль и гнев. Видела тело, сейчас тугое и упругое, но знала, что однажды оно сморщится и увянет. Видела молодую женщину, которая когда-то станет старой, злой, ожесточившейся и одинокой. И понимала, что если не выкинет из сердца Джо и не примет любовь, которую ей предложил Уилл, то кончит как мисс Николсон, прожившая жизнь напрасно и тосковавшая по тому, чего никогда не было.
Она быстро оделась, достала из ящика комода коробочку, открыла ее и надела кольцо на палец. Потом немного помедлила у двери спальни и прислушалась. Всюду было тихо. Мэри ушла наверх. Майкл отправился спать. Фиона потянулась за сумочкой, потом тихо вышла из комнаты и из дома, решив навсегда похоронить свое прошлое и раскрыть объятия будущему.
— Нет, Хью, там нельзя проложить тоннель. Я уже говорил это, — сказал Макклейн. Уилл стоял в малой гостиной, смежной с его спальней, и сжимал высокий черный телефонный аппарат так, словно хотел его задушить. — Как вы будете взрывать? После такого взрыва здание Центрального вокзала рухнет прямо в Ист-Ривер! Мы будем использовать вскрышной метод. Выроем дыру, проложим рельсы, зароем дыру и… Что? Не слышу… Перезвоните!
Уилл швырнул трубку на письменный стол и поклялся, что в самое ближайшее время «Макклейн комьюникейшнс» даст пинка под зад «Америкен белл». Когда линия освободилась, он продолжил разговор с мэром, удивляясь, почему этому человеку приспичило говорить о подземке в полночь с субботы на воскресенье. Когда зазвонил телефон, Макклейн был в ночном халате, собираясь выпить бокал вина, немного почитать, а потом уснуть.
Сейчас он оказался вовлеченным в спор о подземных проходческих работах, хотя больше всего на свете хотел лечь и понянчить свое оскорбленное самолюбие. Несколько часов назад он сделал Фионе предложение, надеясь, что девушка бросится в его объятия и скажет «да». Но вместо этого она попросила дать ей подумать. Поцеловала, сказала, что это для нее большая честь, что она любит его, и он верил ей. Но когда он обнял Фиону, ее тело напряглось; эта картина была ему чересчур хорошо знакома. Стоило Уиллу придвинуться слишком близко, как Фиона отодвигалась.
— Теперь вы меня слышите? Хорошо. Разорительно? Да, конечно. Проложить под городом целую железную дорогу — удовольствие не из дешевых…
Неожиданное появление дворецкого заставило его вздрогнуть. Уилл думал, что этот человек давно спит.
— Сэр, к вам пришли, — прошептал слуга.
— Кто? — одними губами спросил Макклейн. Сначала звонок мэра, а потом посетитель. Посреди ночи? Да что они все, с ума посходили?
— Мисс Финнеган, сэр.
Уилл поднял палец вверх, жестом попросив дворецкого подождать. Иногда паршивая связь, которую обеспечивала компания «Белл», тоже могла послужить на пользу делу.
— Хью! — крикнул он. — Хью, вы опять куда-то пропадаете! Что? Не слышу! — Макклейн бросил трубку на рычаг. — Если он позвонит еще раз, не отвечайте, — сказал Уилл, быстро вышел из комнаты в коридор и спустился по лестнице в вестибюль. Там стояла растрепанная Фиона. Ее волосы были распущены, лицо покрыто испариной.