Чайная роза - Страница 112

112

Уилл считал эту колонку возмутительным и безответственным злоупотреблением прессой, мало чем отличающимся от распространения грязных слухов и сплетен. Хилтон не признавал правил этикета. Он без всяких угрызений совести писал, что такого-то угольного короля видели в опере с женщиной, которая не была его женой. Или что причиной недавней продажи особняка на Пятой авеню является проигрыш его хозяина на бегах. Недавно газеты начали печатать фотографии, и фотографы Хилтона часто прятались возле ресторанов и театров с камерами и вспышками. Уилл не раз попадал под их объективы. Этот тип вел себя не по-мужски, и Уилл-младший презирал его. Когда три года назад Уилл-младший сделал свою первую попытку стать конгрессменом, Хилтон написал о его слабости к хористкам. В то время Уилл-младший не был женат, но такое поведение публике не нравилось. Выборы он проиграл. Он попытался привлечь Хилтона к суду, но ничего не вышло: Питер описал его, однако ни разу не назвал по имени. Когда адвокат Уилла прижал его к стенке, Хилтон заявил, что речь шла совсем о другом человеке, молодом бизнесмене из известной семьи, после чего Уиллу-младшему пришлось забрать свою жалобу.

— Хилтон! — увидев редактора, прошипел Уилл-младший. — Какого дьявола вы тут делаете?

— Хочу пообедать, малыш. Я — член клуба. А ты не знал? Меня недавно избрали.

— Тогда я выйду из него, черт побери! Не собираюсь поддерживать клуб, который принимает у себя таких разгребателей грязи, как вы и она! — Он ткнул пальцем в сторону Нелли.

— Разгребатель грязи — это я, — чопорно ответила Нелли. — Питер не заслуживает такого звания.

Но Уилл-младший пропустил ее слова мимо ушей:

— Вы оба думаете, что имеете право совать нос в чужие дела, а потом трубить об этом на весь свет, верно? Вам все равно, что собирать, для вашего грязного листка годится все!

Питер, толстенький коротышка, питавший пристрастие к яркой одежде и золотым украшениям — попятился, прижал к груди пухлые руки и стал похож на бурундука.

— О господи! Надеюсь, что в столовой атмосфера более цивилизованная, — сказал он и ушел.

Нелли с откровенной завистью следила за тем, как он исчез в столовой, где собрались люди, совместное состояние которых превышало валовой национальный продукт многих стран, а власть и влияние определяли не только внутреннюю, но и внешнюю политику.

— Почему Хилтона можно принять в клуб, а меня нельзя? — спросила она Уилла-старшего.

— Хочешь — верь, хочешь — не верь, но потому что он принадлежит к известной семье. И потому что он — мужчина.

— Это еще надо доказать! — злобно бросил Уилл-младший. — Типичный пассивный педераст!

— У него есть жена и дети. Они живут в Нью-Джерси, — возразила Нелли.

— Я им не завидую, — парировал Уилл-младший. — Папа, ты пообедаешь с нами?

— Боюсь, не смогу. Я жду гостей. Карнеги и Фрика.

— Мне хочется знать, как все пойдет. Завтра заеду к тебе в контору прямо с утра. — Он повернулся к Нелли и ледяным тоном сказал: — До свидания, мисс Блай.

Когда он удалился, к столику с грозным видом подошел метрдотель.

— Мисс Блай, я сто раз говорил вам, что леди в Юнион-клуб не пускают, — сказал он и взял ее за локоть.

Она вырвалась, допила виски и поставила стакан на стойку.

— Спасибо за скотч, Уилл. Этот вурдалак действительно выгоняет меня из вашего мавзолея.

— Мисс Блай! Я настаиваю, чтобы вы немедленно покинули помещение.

— Ладно, оболтусы, так и быть. Я понимаю, когда мое присутствие нежелательно.

— Сомневаюсь, Нелл, — с улыбкой ответил Уилл и посмотрел вслед журналистке, которая шла к двери, ругая на все корки несчастного метрдотеля. Когда она исчезла, Макклейн обвел взглядом помещение своего клуба. Мавзолей! Раньше это ему в голову не приходило, но Нелли была права. Два старика в потертых смокингах кричали друг на друга, потому что оба были глуховаты. «Буду ли я ходить сюда, когда мне исполнится семьдесят? — спросил он себя. — Скрипеть костями, жевать обед и бродить по здешним залам как старое привидение?»

Макклейн посмотрел на других мужчин — по преимуществу друзей и коллег, — теснившихся у бара или шедших в столовую. Они проводили вечера здесь, а не дома. Потому что у них не было причины возвращаться домой. Там не осталось ни любви, ни страсти, ни теплой постели. Уилл знал это; в его доме тоже ничего такого не существовало. Они отдавали сердца своему бизнесу, а не своим женам, и именно поэтому были чертовски богатыми.

Если бы Уилл согласился на такой брак, то устроить его ничего не стоило. Сестра и подруги покойной жены тут же нашли бы ему невесту. Он бы и оглянуться не успел, как оказался бы женатым на такой же женщине, какой была его покойная жена: богатой, воспитанной, из хорошей семьи и такой же скучной. Новая жена была бы ему ровней. Партнером. В лучшем случае другом. Безропотно терпела бы его сексуальные фантазии так же, как Анна, но не проявляла бы ни желания, ни удовольствия, потому что это неприлично. Секс груб, вульгарен и существует только для продолжения рода. Если бы ему была нужна женщина, которой нравится заниматься любовью, он бы завел любовницу, как не раз делал в прошлом. Тогда у него и его жены были бы отдельные жизни и отдельные спальни.

Но если бы его женой была Фиона, черта с два он остался бы в отдельной спальне. Он занимался бы с ней любовью каждую ночь, а потом засыпал рядом, вдыхая ее нежный запах. Каждое утро будил бы ее поцелуем и следил, как в эти удивительные глаза возвращается жизнь, как ее лицо озаряет широкая улыбка, предназначенная только для него. «Интересно, на что это похоже? — думал он. — Жить с женщиной, которую ты любишь страстно до безумия?» Этого он не знал. Ему было сорок пять лет, а он понятия не имел, что такое настоящая любовь. Но теперь узнал. Никто никогда не забирался ему в душу так, как Фиона.

112