— Скольких еще он убьет? — взвизгнула женщина. — Скольких?
Чандлер смерил толпу уничтожающим взглядом, отвернулся и пошел к своим сыщикам. Но уйти ему не дали.
— Да, инспектор, скольких еще? — закричали люди.
Чандлер скорчил гримасу.
— Скольких, сэр? Публика имеет право знать!
Родди посмотрел на говорившего. Этот высокий, возбужденный, почти веселый голос был ему знаком. Он принадлежал лохматому жилистому человечку, торопившемуся к Чандлеру.
— Мне нечего тебе сказать, Девлин, — проворчал инспектор.
— Горло перерезано?
— Без комментариев.
— Тело освежевано?
— Я сказал, без комментариев! — бросил Чандлер. Он приказал подчиненным никого не пропускать и присоединился к Филлипсу.
Тогда неугомонный репортер начал приставать к стоявшим перед ним констеблям.
— А вы что скажете, ребята? Наш малыш ущучил еще одну жертву, верно? А полиции, как обычно, рядом не было. Я слышал, ее убили только что. Может, была бы жива, если бы вы быстрее поворачивались. Эх вы, недотепы…
Уловка Девлина сработала. Один молодой констебль, обиженный его словами, клюнул на крючок.
— Мы не недотепы! Ей перерезали горло. Она умерла…
Девлин вцепился в него мертвой хваткой.
— В котором часу? Кто ее обнаружил?
Тычок локтем в бок заставил парня замолчать, и Девлин с блокнотом в руках отправился удить рыбку в другое место.
Родди вздохнул. Он был взбудоражен и не находил себе места. Стоять здесь не хотелось. Он предпочел бы обходить дома. Предпочел бы двигаться и что-то делать; только так можно было стереть воспоминания о том, что не давало ему покоя. Распотрошенное тело, раскинутые ноги, маленький красный цветок, приколотый к жакету… Когда эта ночь кончится, сможет ли он уснуть? Он закрыл глаза, убедился, что страшная картина не исчезла, и услышал беспощадно насмешливый голос Девлина, эхом отдававшийся в его голове: «Скольких еще он убьет? Скольких еще?»
Горячая вода прямо из крана. Стоки, которые никогда не засоряются. Это было просто удивительно. Чертовски удивительно! Джо окунул бритву в раковину с теплой мыльной водой и снова поразился неслыханным современным удобствам. Раковина.
Ванна. Туалет со спуском. Все внутри! Он посмотрел на себя в зеркало ванной, надул щеку и стал соскребать с нее светлую щетину.
Когда Питерсон сказал, что Джо будет жить в комнате над конторой, Джо ожидал, что это будет темная крысиная нора с сортиром на заднем дворе. Нельзя было ошибиться сильнее. Комната — точнее, квартира на верхнем этаже трехэтажного кирпичного здания — использовалась сначала как склад, а потом как место ночлега фермеров, приезжавших из деревни. Когда из Брайтона приехал племянник Гарри, Питерсон переделал ее в холостяцкую квартиру. Она была скудно меблированной, но светлой и чистой. Стены выкрасили в молочный цвет. Тут имелась чугунная печь для отопления помещения, разогревания обеда и кипячения чая. Перед печью лежала старая плетеная циновка, а по бокам стояли два потертых кожаных кресла с высокими спинками, принесенные с чердака дома Питерсона. У каждого молодого человека была койка и узкий гардероб; тумбочку заменял ящик для фруктов, на котором стояла керосиновая лампа.
«До сих пор Томми меня не обижал, — думал Джо. — Плата хорошая, квартира первоклассная». Но Питерсон дал ему нечто большее и гораздо более ценное, чем кров и жалованье. Он его слушал. Дел у этого человека было выше головы. Он командовал целой армией работников — закупщиков, приказчиков, грузчиков, возчиков, — но все же находил время выслушивать идеи своих служащих, от последнего грузчика до главного закупщика. Когда Джо сказал, что лущильщицы гороха могли бы делать больше, если бы не вставали с мест, а получали новые партии товара от подносящего их мальчика, такого мальчика тут же взяли на работу. Производительность труда выросла; в результате Джо назвали молодцом и похлопали по спине. Когда он заметил, что шеф-повара ресторанов при больших отелях — публика обидчивая и нетерпеливая — ходят от приказчика к приказчику, покупая тут яблоки, а там брокколи, то попросил разрешения устроить для них чай. Томми согласился, и шефы, благодарные за горячий напиток в четыре часа утра, перестали торопиться уйти и начали покупать больше товара.
Деньги и жилье доставляли Джо большое удовольствие, но похвала Томми делала его счастливейшим человеком на свете. Отца никогда не интересовали его идеи; он сопротивлялся всему. А теперь Джо видел, что его предложения принимают и даже приветствуют.
В первую свободную минуту он написал Фионе и сообщил о своей новой жизни. «Горячая ванна в любое время суток, собственная кровать и вдоволь угля для обогрева комнаты, — писал он. — В один прекрасный день у нас с тобой будет то же самое и даже большее». Джо рассказал ей о своей работе, о соседе, о фермерах из Девона и Корнуолла и невероятных удобствах Ковент-Гардена.
На это ушло четыре страницы, а на пятой сообщалось, что через две недели, когда у него будет полновесный уик-энд (Томми давал такой лишь раз в месяц), он покажет Фионе магазины на Риджент-стрит и Бонд-стрит. И это только начало. Он сможет откладывать больше денег — в точности так, как говорил. Их магазин откроется раньше, чем они рассчитывали, а когда они разбогатеют, то купят хороший дом с современной ванной. Письмо заканчивалось выражением надежды на то, что Фиона скучает по нему, потому что сам Джо очень по ней соскучился.
И это было правдой. Соскучился он ужасно. Соскучился по своему дому, по родным, но главным образом по ней. Каждый день происходили вещи, о которых не терпелось рассказать. Новые люди, новый опыт… Ему хотелось рассказывать об этом Фионе по вечерам и выслушивать ее мнение. Он тосковал по ее голосу и взгляду. Думал о ней каждую ночь перед сном, представлял себе лицо и улыбку любимой. А чаще всего думал о том, как она выглядела у реки под причалом, когда хотела отдаться ему. Джо знал, что поступил правильно, но внутренний голос нашептывал ему, что он дурак. Как мог парень в здравом уме отвергнуть красивую полуобнаженную девушку? Ясно было одно: когда они останутся наедине в следующий раз и она снимет с себя блузку, Джо не протянет ее Фионе. После переезда в Ковент-Гарден Джо научился у своего соседа паре вещей, не имевших отношения к торговле.