О боже, нет! Что она скажет матери? Семья не выживет без ее жалованья…
— …будет оштрафована на шесть пенсов за разговоры. Если кто-то еще станет болтать или поднимет шум, он будет оштрафован тоже. А теперь возвращайтесь к работе.
Фиона заморгала глазами. Чувство облегчения боролось с гневом. Ее не выгнали. Всего лишь оштрафовали. За то, что она пыталась помочь Эми. Вокруг слышались сдавленные всхлипывания и шорохи: пятнадцать уволенных девушек собирали свои вещи. Она закрыла глаза. На щеках вспыхнули яркие пятна. Девушкой овладел лютый гнев. Нужно было как-то с ним справиться.
Она открыла глаза, взяла совок и все же не могла не смотреть на своих бледных дрожавших подруг, занимавших очередь в кабинет Минтона. Фиона знала, что Вай Симмс была единственной добытчицей в семье и имела на иждивении больную мать.
У Джем восемь братьев и сестер и отец, пропивавший все свое жалованье. А Эми… Эми сирота и живет в одной крошечной комнате с сестрой. О господи, где она найдет другую работу? Что будет есть на следующей неделе? Увидев ошеломленное лицо, поношенный чепчик и потертую шаль девочки, Фиона не выдержала и бросила совок. Если Бертон оштрафовал ее за разговоры, то пусть послушает!
Она решительно двинулась к кабинету Минтона, пройдя мимо девушек, ждавших своего жалованья. «Уильяма Бертона считают умным человеком, но он чертовски близорук», — подумала Фиона. Он следил за тем, как девушки упаковывали чай, но не видел, насколько неэффективен весь процесс. Ясно, он ничего в этом не понимал. Думал, что должен уволить нескольких девушек, чтобы сэкономить на их жалованье, но если бы он лучше использовал их труд, то сэкономил бы куда больше. Фиона не раз пыталась сказать об этом мистеру Минтону, но он не слушал. Может быть, выслушает теперь.
— Извини, — сказала она, протиснувшись мимо девушки, стоявшей в дверях.
Мистер Минтон сидел за письменным столом, считая шиллинги и пенсы.
— Что? — коротко спросил он, не повернув головы. Но Бертон и его компаньон, углубившиеся в гроссбух, подняли глаза и пристально посмотрели на Фиону.
Она проглотила слюну и съежилась. Гнев, который привел ее сюда, сменился страхом. Фиона поняла, что сама напрашивается на увольнение.
— Прошу прощения, мистер Минтон, — начала она, справившись с голосом. — Но увольнение этих девушек делу не поможет.
Наконец Минтон обратил на нее внимание. Он долго хлопал глазами, прежде чем сумел вымолвить слово.
— Мистер Бертон, сэр, мне ужасно жаль… — заикаясь, выдавил он, встал и красноречиво посмотрел на дверь, приказывая Фионе уйти.
— Одну минутку, — закрыв гроссбух, прервал его Бертон. — Я хочу знать, почему одна из моих упаковщиц считает, что она разбирается в бизнесе лучше, чем я.
— Потому что я знаю эту работу, сэр. Занимаюсь ею каждый день, — ответила Фиона, заставив себя посмотреть сначала холодные черные глаза Бертона, а потом в глаза другого человека. Они были красивого бирюзового оттенка и совершенно не соответствовали его грубому, хищному лицу. — Если бы вы не увольняли девушек, а слегка изменили процесс, можно было бы за то же время упаковывать больше чая. Я знаю, вы это можете.
— Продолжайте.
Фиона сделала глубокий вдох.
— Ну… каждая девушка заполняет свою тару, верно? Если это коробочка, она должна ее склеить; если это банка — то наклеить на нее этикетку. Потом она наполняет упаковку чаем, запечатывает ее и с помощью штампа проставляет цену. Трудность в том, что мы должны оставлять свои рабочие места и ходить за запасами. На это уходит слишком много времени. А иногда на кисточку попадает чай. Это приводит к потере продукта. Нужно сделать только одно: взять часть девушек — скажем, двадцать из пятидесяти пяти — и поручить им заниматься тарой. Еще пятнадцать будут взвешивать чай и насыпать его в упаковки. Еще десять будут их запечатывать и штамповать. А десять последних — подвозить запасы. Понимаете, так каждая девушка сможет сделать намного больше. Выход увеличится, а стоимость одной упаковки снизится. Я в этом уверена. Сэр, может быть, мы попробуем?
Бертон сидел молча и смотрел на нее. Потом он уставился в потолок, обдумывая ее слова.
Фиона восприняла это как добрый знак. Он не сказал «нет» и не выгнал ее. По крайней мере пока. Она знала, что девушки ее слышали, спиной чувствовала их взгляды; ее плечи ощущали тяжесть отчаянных надежд подруг. Ее идея имела смысл; в этом Фиона не сомневалась. «Пожалуйста, пожалуйста, пусть он тоже думает так!» — молилась она.
— Хорошая мысль, — наконец сказал Бертон, и у Фионы отлегло от сердца. — Мистер Минтон, — продолжил он, — когда вы закончите, усовершенствуйте процесс с оставшимися девушками.
— Мистер Бертон, но… — У Фионы сорвался голос. — Я думала, что вы позволите им остаться…
— Зачем? Вы же только что показали мне, как сорок девушек могут заменить сотню. Зачем я буду платить пятидесяти пяти? — Он улыбнулся компаньону. — Более высокая производительность за меньшую плату. Банк будет счастлив, Рандольф.
Толстяк фыркнул.
— Еще бы, — сказал он и потянулся за другим гроссбухом.
Почувствовав себя так, словно она получила пощечину, униженная Фиона повернулась и вышла из кабинета Минтона. Она просто дура. Набитая дура. Вместо того чтобы добиться восстановления подруг на рабочих местах, доказала, что они действительно не нужны. Пошла прямо к Уильяму Бертону и сообщила ему, как добиваться лучших результатов с меньшим количеством людей. Внедрив здесь новую технологию, он отправится на свои фабрики в Бетнал-Грине и Лаймхаусе, воспользуется ее идеей и уволит девушек и там тоже. Неужели она никогда не научится справляться с гневом и держать язык за зубами?