— Спасибо, миссис! — закричали они, потрясенные такой щедростью, и бросились врассыпную, унося неожиданно доставшееся угощение. Фиона улыбнулась им вслед.
Когда торговец отсчитал сдачу с пяти долларов и поднял глаза от денежного ящика, которым ему служила старая коробка из-под сигар, Фиона уже исчезла. Он обвел взглядом толпу и увидел, что богатая покупательница идет в сторону Уэст-стрит. Парнишка крикнул, но Фиона не обернулась. Он попросил соседа последить за его тележкой и припустил за женщиной, которая не взяла почти четыре доллара сдачи. Продавец каштанов добрался до тротуара как раз в ту минуту, когда остановленный ею кеб влился в поток экипажей. Он крикнул снова. Фиона посмотрела на него в заднее окно кеба, улыбнулась, покачала головой, помахала рукой и отвернулась. Кеб набрал скорость.
Парнишка смотрел ей вслед и гадал, почему у этой красивой, нарядной и сорящей деньгами женщины такие невероятно грустные глаза.
— Милый? О господи, что ты там делаешь? — прозвучало за спиной. Слабый, безжизненный голос заставил Джо Бристоу очнуться от грез. Воспоминания, поднявшиеся как туман над озером, исчезли.
Он отвернулся от открытого окна. Темноволосая женщина следила за ним, опершись локтем о резную кровать черного дерева.
— Смотрю на звезды, — ответил он.
Она засмеялась:
— Как романтично! Закрой окно, ладно? Я совсем окоченела. — Женщина зажгла сигарету, глубоко затянулась и жадно посмотрела на Джо зелеными кошачьими глазами. Она была совершенно обнаженной, если не считать пары индийских сережек, украшенных драгоценными камнями. Ее безукоризненная бледная кожа казалась еще белее на фоне пурпурно-красного полога. У нее было стройное тело, маленькая грудь, гладкие бедра и прямые черные волосы длиной до подбородка. Остричь волосы считалось неслыханной дерзостью. Даже для нее. — Иди сюда, — промурлыкала она, выпустив струйку дыма.
— Не могу, — закрыв окно, сказал Джо. — Завтра нужно встать пораньше. Хочу съездить в Кэмден и изучить тамошний рынок. Проверить, сможет ли он выдержать «Монтегью». — Он начал собирать разбросанную по полу одежду, понимая, что говорит слишком быстро. И оправдывается неуклюже. Но остаться не мог. Нужно было уйти раньше, чем она заметит щемящую грусть, которая неизменно охватывала Джо, когда он спал с женщиной, которую не любил.
— Кэмден? — прищурившись, переспросила она. — Но до Кэмдена от меня ближе, чем от тебя. Зачем ехать на ночь глядя из Белгрейвии в Гринвич, чтобы утром вернуться в Кэмден? — Она села. — Кстати говоря, что заставляет тебя жить в Гринвиче?
— Мне нравится мой дом, — ответил он, снимая позаимствованный халат. — Нравится мой сад. И нравится жить у реки.
— Нет, не поэтому, — сказала она, не сводя глаз с его длинных мускулистых ног, покрытых светлыми волосками, узких бедер и широких плеч.
— Не поэтому?
— Нет. Просто там ты можешь прятаться от мира. И от своих любовниц.
Джо начал что-то бормотать, но она только махнула рукой. У Бристоу слегка отлегло от сердца. Похоже, устраивать сцену ему не собирались.
Мод Селуин-Джонс пригласила его к себе на поздний ужин. Якобы для деловой беседы. Она была декоратором — лучшим в Лондоне, — и он нанял ее, чтобы создать фирменный стиль для всех сорока пяти магазинов сети «Монтегью» и оформить интерьер ее флагмана — нового магазина в Найтсбридже. В деньгах она не нуждалась, но, по словам Мод, эта работа ее забавляла и злила ее папашу, что тоже было приятно. Однако славилась она не столько своими работами, сколько скандальным поведением. Мод была в Непале. Ездила по Марокко верхом на верблюде. Жила с бедуинами в Аравии. Ее мужа (по всеобщему мнению, пьяницу и грубияна) убили во время путешествия в Каир. Недовольный поданным блюдом, он наорал на владельца ресторана; через два дня его зарезали в темном переулке. Полиция считала, что это дело рук грабителей, но ей никто не верил. Мод, и без того богатая благодаря отцу, нажившемуся на валлийском угле, унаследовала и миллионы мужа. Ее беспокойная душа любила все страны, кроме Англии. Слабостью Мод был Восток. Ходили слухи, что если она не могла поехать туда, то отправлялась в Восточный Лондон. В темные переулки Лаймхауса и его пользовавшиеся дурной славой опиекурильни.
Во время обеда они с Джо выпили бутылку вина, за которой последовал бренди в гостиной. Когда кончилась и эта бутылка, Мод подошла к Джо и поцеловала его в губы. Поцелуй ему понравился, но когда он закончился, Бристоу попытался объяснить, что он не слишком романтическая натура и…
— И что? — насмешливо спросила она. — Что ты не склонен к браку? Не льсти себе, дорогой. Твое сердце мне совершенно ни к чему. — Потом Мод расстегнула его брюки, и ее пухлые алые губы заставили Джо забыть про все на свете. Хотя бы на мгновение. Забыть пустоту и бессмысленность жизни без Фионы. Они перешли в спальню, и Джо попытался не думать ни о чем, кроме жадного и красивого женского тела. И это ему удалось… ненадолго. Он даже сумел заставить себя поверить, что на этот раз грусть не придет. Но ошибся. Когда все кончилось, боль стала вдвое сильнее. Как случалось всегда, когда он удовлетворял свою похоть. Тело было сытым, но сердце по-прежнему оставалось разбитым. Пустым и в то же время полным ноющей тоски.
— Ты уверен, что не хочешь остаться? — спросила Мод. — Можешь лечь в спальне для гостей. Ты вовсе не обязан проводить ночь в моей постели. — Когда Джо отклонил и это предложение, она добавила: — Джо, ты самый одинокий мужчина, которого мне доводилось встречать. Осторожный и осмотрительный, как раненый тигр.