Чайная роза - Страница 101

101

Котелок сделал глоток пива, а потом сказал:

— Твоя мисс Финнеган украла пять сотен у моего знакомого. Он хочет получить их обратно. Не желает никому причинять неприятности. Просто хочет, чтобы я нашел ее и вернул монету.

— И кто этот знакомый, Котелок?

— Этого я сказать не могу. Достаточно того, что он — барин и не желает, чтобы кто-то знал о его бизнесе.

Родди кивнул и встал.

— Вижу, разговора не получилось. Что ж, будь по-твоему. Когда надоест врать, сообщишь.

— Ради бога, О’Меара, тебя не переспоришь! Ты хочешь слышать правду, я говорю тебе правду. Но ты мне не веришь!

— Котелок, ты не узнаешь правду даже тогда, когда она согнет тебя пополам и трахнет в задницу. Я знаю эту девочку всю жизнь. Помогал ее растить. Она так же способна украсть пятьсот фунтов, как ты — получить титул рыцаря за заслуги перед отечеством. Скоро увидимся.

Родди пошел к двери. Котелок брюзжал за его спиной, что, насколько он знает, Англия пока еще свободная страна. Никто не смеет ходить за ним повсюду. В конце концов, у него тоже есть права.

На пороге Родди обернулся и сказал:

— Котелок, где бы она ни была, держись от нее подальше. Если с ней что-нибудь случится, я тебя из-под земли достану.

— Вот это здорово! Дьявольщина, я знаю, где она, не больше твоего. Что еще ты хочешь мне пришить? Восстание в Трафальгаре? Столетнюю войну?

Выйдя из «Тадж-Махала», Родди снял шлем и провел рукой по волосам. Он был разочарован и взволнован. Как всегда. Разговор с Шиханом ничего не дал: этот тип действительно не знал, где Фиона. Нес какую-то чушь, трепал языком и рассказывал сказки. Сегодня Родди пришел к нему в неурочное время, но следующий визит будет официальным. С реки подул холодный ветер, и О’Меара вздрогнул.

Он надеялся, что Фионе сейчас тепло. И Сими тоже. Перчатки у мальчугана совсем протерлись. В тот вечер, когда они исчезли, Родди купил ему новые. Сможет ли он когда-нибудь отдать их? Родди поднял воротник, сунул руки в карманы и пошел домой.

Глава тридцатая

Фиона опустила голову и заплакала. Она стояла у входа на кладбище, где лежали ее мать, отец, брат и сестра. Ворота были заперты. Она пыталась войти, трясла прутья, пока петли не заскрипели, а на ладонях не появились мозоли, но все было тщетно. Ей хотелось посидеть с родными. Хотелось поделиться с ними своими бедами и знать, что они слушают, хотя и не могут ответить. Она поднимала замок и раз за разом била им о ворота, борясь со слезами.

Вдруг чей-то голос окликнул ее. Голос с певучим ирландским акцентом.

— Фиона, детка…

Она бросила замок, и тот со звоном ударился о ворота. По другую сторону стоял отец; их разделяло всего несколько дюймов. На нем были куртка и кепка, с плеча свисала докерская «кошка». Все было как тогда, когда он приходил домой с пристани.

— Па! — крикнула Фиона, не веря своим глазам. — Ох, па… — Она просунула руку сквозь прутья. Отец взял ее в ладони и прижал к щеке.

— Па, где ты был? Я так скучала по тебе! — Она заплакала. — Теперь ты выйдешь отсюда, правда? Придешь домой и приведешь ма, Чарли и малышку…

Он покачал головой:

— Не могу, милая. Сама знаешь, что не могу.

— Но почему? Ты нужен мне, па. — Она дернула его за руку. — Пожалуйста…

— Возьми это, Фиона, — сказал он и что-то сунул ей в руку. — Ты должна использовать свои знания.

Она посмотрела на то, что он дал ей. Это было крошечное растение. Не выше четырех дюймов. Тоненький хрупкий росток с несколькими блестящими зелеными листьями. Сбитая с толку Фиона подняла глаза.

— Что это? — спросила она.

— То, что ты знаешь.

— Что я знаю? Па, в этом нет никакого смысла… Я никогда не видела такого растения…

Он отпустил ее руку и сделал шаг назад.

— Куда ты? Па, подожди! — Одной рукой она прижала растение к груди, а другой попыталась удержать отца. — Нет, не уходи! Пожалуйста, не уходи! Вернись…

— Заботься о нем, детка, и оно вырастет. Станет таким большим, что ты себе и представить не можешь. — Он помахал ей рукой, грустно улыбнулся и исчез в кладбищенской мгле.

— Нет! — зарыдала она. — Вернись! Пожалуйста, пожалуйста, вернись! — Фиона трясла ворота изо всех сил, но они были прочными. Она прислонилась к прутьям и дала волю слезам.

И тут послышался топот копыт. Фиона подняла глаза и увидела приближавшуюся карету. Карета была гладкая и черная, отполированная до зеркального блеска. В боковых фонарях полыхало пламя. Ее везли два жеребца цвета ночи. Когда они били копытами по мостовой, от их подков летели синие искры. Именно так выглядела бы карета дьявола, если бы он решил отправиться на полночный шабаш. То, что Фиона увидела позже, убедило ее в собственной правоте.

Поводья держала Фрэнсис Сойер — точнее, то, что от нее осталось. Лицо у нее отсутствовало: Джек-потрошитель срезал его. Ее череп ярко белел в свете газовых фонарей, сломанные кости были липкими от крови. С изувеченного тела свисали окровавленные лохмотья рваного платья. Фиона видела, как ее ребра расширялись и сжимались наподобие аккордеона. Наконец кости рук натянули поводья, и лошади остановились. Она повернула голову — при этом влажные края перерезанного горла скользнули в разные стороны, — посмотрела сквозь пустые черные глазницы и хриплым булькающим голосом сказала:

— Он здесь.

Прижавшаяся к воротам, потерявшая способность двигаться и кричать, Фиона перевела взгляд с кучера на пассажира кареты. Окно было открыто, но она видела только его силуэт. Высокий цилиндр, руки скрещены на рукояти трости. И все же… она его узнала. Джек. Темный человек. Его пальцы сжали подоконник, дверь распахнулась, и из кареты вихрем полетели чайные листья. Он вышел наружу, прикоснулся к цилиндру, отдавая ей насмешливый салют и обнажив в улыбке острые белые зубы, запачканные кровью. Это был не Джек, а Уильям Бертон. И он держал нож.

101